четверг, 22 декабря 2011
14:18
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
14:11
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
14:10
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 21 декабря 2011
Два солнца стынут,- о Господи, пощади!-
Одно - на небе, другое - в моей груди.
Как эти солнца,- прощу ли себе сама?-
Как эти солнца сводили меня с ума!
И оба стынут - не больно от их лучей!
И то остынет первым, что горячей.
Цветаева
Одно - на небе, другое - в моей груди.
Как эти солнца,- прощу ли себе сама?-
Как эти солнца сводили меня с ума!
И оба стынут - не больно от их лучей!
И то остынет первым, что горячей.
Цветаева
Владимир Маяковский
ИЗ СТАТЬИ «КАК ДЕЛАТЬ СТИХИ?»
Есенина я знал давно — лет десять, двенадцать.
В первый раз я его встретил в лаптях и в рубахе с какими-то вышивками крестиками. Это было в одной из хороших ленинградских квартир. Зная, с каким удовольствием настоящий, а не декоративный мужик меняет свое одеяние на штиблеты и пиджак, я Есенину не поверил. Он мне показался опереточным, бутафорским. Тем более что он уже писал нравящиеся стихи и, очевидно, рубли на сапоги нашлись бы.
Как человек, уже в свое время относивший и отставивший желтую кофту, я деловито осведомился относительно одежи:
— Это что же, для рекламы?
Есенин отвечал мне голосом таким, каким заговорило бы, должно быть, ожившее лампадное масло. Что-то вроде:
— Мы деревенские, мы этого вашего не понимаем… мы уж как-нибудь… по-нашему… в исконной, посконной…
Его очень способные и очень деревенские стихи нам, футуристам, конечно, были враждебны.
Но малый он был как будто смешной и милый. Уходя, я сказал ему на всякий случай:
— Пари держу, что вы все эти лапти да петушки-гребешки бросите!
Есенин возражал с убежденной горячностью. Его увлек в сторону Клюев, как мамаша, которая увлекает развращаемую дочку, когда боится, что у самой дочки не хватит сил и желания противиться.
Есенин мелькал. Плотно я его встретил уже после революции у Горького. Я сразу со всей врожденной неделикатностью заорал:
— Отдавайте пари, Есенин, на вас и пиджак и галстук!
Есенин озлился и пошел задираться. Потом стали мне попадаться есенинские строки и стихи, которые не могли не нравиться, вроде:
Милый, милый, смешной дуралей…1
Небо — колокол, месяц — язык…2
Есенин выбирался из идеализированной деревенщины, но выбирался, конечно, с провалами, и рядом с
Мать моя — родина,
Я — большевик…3 —
появлялась апология «коровы». Вместо «памятника Марксу» требовался коровий памятник4. Не молоконосной корове а ля Сосновский, а корове-символу, корове, упершейся рогами в паровоз.
Мы ругались с Есениным часто, кроя его, главным образом, за разросшийся вокруг него имажинизм.
Потом Есенин уехал в Америку и еще куда-то и вернулся с ясной тягой к новому.
К сожалению, в этот период с ним чаще приходилось встречаться в милицейской хронике, чем в поэзии. Он быстро и верно выбивался из списка здоровых (я говорю о минимуме, который от поэта требуется) работников поэзии.
В эту пору я встречался с Есениным несколько раз, встречи были элегические, без малейших раздоров.
Я с удовольствием смотрел на эволюцию Есенина: от имажинизма к ВАППу. Есенин с любопытством говорил о чужих стихах. Была одна новая черта у самовлюбленнейшего Есенина: он с некоторой завистью относился ко всем поэтам, которые органически спаялись с революцией, с классом и видели перед собой большой и оптимистический путь.
В этом, по-моему, корень поэтической нервозности Есенина и его недовольства собой, распираемого вином и черствыми и неумелыми отношениями окружающих.
В последнее время у Есенина появилась даже какая-то явная симпатия к нам (лефовцам): он шел к Асееву, звонил по телефону мне, иногда просто старался попадаться.
Он обрюзг немного и обвис, но все еще был по-есенински элегантен.
Последняя встреча с ним произвела на меня тяжелое и большое впечатление. Я встретил у кассы Госиздата ринувшегося ко мне человека с опухшим лицом, со свороченным галстуком, с шапкой, случайно держащейся, уцепившись за русую прядь. От него и двух его темных (для меня, во всяком случае) спутников несло спиртным перегаром. Я буквально с трудом узнал Есенина. С трудом увильнул от немедленного требования пить, подкрепляемого помахиванием густыми червонцами. Я весь день возвращался к его тяжелому виду и вечером, разумеется, долго говорил (к сожалению, у всех и всегда такое дело этим ограничивается) с товарищами, что надо как-то за Есенина взяться. Те и я ругали «среду» и разошлись с убеждением, что за Есениным смотрят его друзья–есенинцы.
Оказалось, не так. Конец Есенина огорчил, огорчил обыкновенно, по-человечески. Но сразу этот конец показался совершенно естественным и логичным. Я узнал об этом ночью, огорчение, должно быть, так бы и осталось огорчением, должно быть, и подрассеялось бы к утру, но утром газеты принесли предсмертные строки:
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.5
После этих строк смерть Есенина стала литературным фактом.
ИЗ СТАТЬИ «КАК ДЕЛАТЬ СТИХИ?»
Есенина я знал давно — лет десять, двенадцать.
В первый раз я его встретил в лаптях и в рубахе с какими-то вышивками крестиками. Это было в одной из хороших ленинградских квартир. Зная, с каким удовольствием настоящий, а не декоративный мужик меняет свое одеяние на штиблеты и пиджак, я Есенину не поверил. Он мне показался опереточным, бутафорским. Тем более что он уже писал нравящиеся стихи и, очевидно, рубли на сапоги нашлись бы.
Как человек, уже в свое время относивший и отставивший желтую кофту, я деловито осведомился относительно одежи:
— Это что же, для рекламы?
Есенин отвечал мне голосом таким, каким заговорило бы, должно быть, ожившее лампадное масло. Что-то вроде:
— Мы деревенские, мы этого вашего не понимаем… мы уж как-нибудь… по-нашему… в исконной, посконной…
Его очень способные и очень деревенские стихи нам, футуристам, конечно, были враждебны.
Но малый он был как будто смешной и милый. Уходя, я сказал ему на всякий случай:
— Пари держу, что вы все эти лапти да петушки-гребешки бросите!
Есенин возражал с убежденной горячностью. Его увлек в сторону Клюев, как мамаша, которая увлекает развращаемую дочку, когда боится, что у самой дочки не хватит сил и желания противиться.
Есенин мелькал. Плотно я его встретил уже после революции у Горького. Я сразу со всей врожденной неделикатностью заорал:
— Отдавайте пари, Есенин, на вас и пиджак и галстук!
Есенин озлился и пошел задираться. Потом стали мне попадаться есенинские строки и стихи, которые не могли не нравиться, вроде:
Милый, милый, смешной дуралей…1
Небо — колокол, месяц — язык…2
Есенин выбирался из идеализированной деревенщины, но выбирался, конечно, с провалами, и рядом с
Мать моя — родина,
Я — большевик…3 —
появлялась апология «коровы». Вместо «памятника Марксу» требовался коровий памятник4. Не молоконосной корове а ля Сосновский, а корове-символу, корове, упершейся рогами в паровоз.
Мы ругались с Есениным часто, кроя его, главным образом, за разросшийся вокруг него имажинизм.
Потом Есенин уехал в Америку и еще куда-то и вернулся с ясной тягой к новому.
К сожалению, в этот период с ним чаще приходилось встречаться в милицейской хронике, чем в поэзии. Он быстро и верно выбивался из списка здоровых (я говорю о минимуме, который от поэта требуется) работников поэзии.
В эту пору я встречался с Есениным несколько раз, встречи были элегические, без малейших раздоров.
Я с удовольствием смотрел на эволюцию Есенина: от имажинизма к ВАППу. Есенин с любопытством говорил о чужих стихах. Была одна новая черта у самовлюбленнейшего Есенина: он с некоторой завистью относился ко всем поэтам, которые органически спаялись с революцией, с классом и видели перед собой большой и оптимистический путь.
В этом, по-моему, корень поэтической нервозности Есенина и его недовольства собой, распираемого вином и черствыми и неумелыми отношениями окружающих.
В последнее время у Есенина появилась даже какая-то явная симпатия к нам (лефовцам): он шел к Асееву, звонил по телефону мне, иногда просто старался попадаться.
Он обрюзг немного и обвис, но все еще был по-есенински элегантен.
Последняя встреча с ним произвела на меня тяжелое и большое впечатление. Я встретил у кассы Госиздата ринувшегося ко мне человека с опухшим лицом, со свороченным галстуком, с шапкой, случайно держащейся, уцепившись за русую прядь. От него и двух его темных (для меня, во всяком случае) спутников несло спиртным перегаром. Я буквально с трудом узнал Есенина. С трудом увильнул от немедленного требования пить, подкрепляемого помахиванием густыми червонцами. Я весь день возвращался к его тяжелому виду и вечером, разумеется, долго говорил (к сожалению, у всех и всегда такое дело этим ограничивается) с товарищами, что надо как-то за Есенина взяться. Те и я ругали «среду» и разошлись с убеждением, что за Есениным смотрят его друзья–есенинцы.
Оказалось, не так. Конец Есенина огорчил, огорчил обыкновенно, по-человечески. Но сразу этот конец показался совершенно естественным и логичным. Я узнал об этом ночью, огорчение, должно быть, так бы и осталось огорчением, должно быть, и подрассеялось бы к утру, но утром газеты принесли предсмертные строки:
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.5
После этих строк смерть Есенина стала литературным фактом.
От любви твоей загадочной,
Как от боли, в крик кричу,
Стала желтой и припадочной,
Еле ноги волочу.
Новых песен не насвистывай,-
Песней долго ль обмануть,
Но когти, когти неистовей
Мне чахоточную грудь,
Чтобы кровь из горла хлынула
Поскорее на постель,
Чтобы смерть из сердца вынула
Навсегда проклятый хмель.
Июль 1918
Как от боли, в крик кричу,
Стала желтой и припадочной,
Еле ноги волочу.
Новых песен не насвистывай,-
Песней долго ль обмануть,
Но когти, когти неистовей
Мне чахоточную грудь,
Чтобы кровь из горла хлынула
Поскорее на постель,
Чтобы смерть из сердца вынула
Навсегда проклятый хмель.
Июль 1918
Запасшись кофейными зернами, тусклый человек взял тяжелый пыльный фолиант. Раскусив первое зернышко и почувствовав горький тяжелый кофейный вкус, он открыл книгу и принялся читать: первая же страница мягко окутала его мысли стальными сердцами, доблестными речами и ярким солнцем. Золотые цепи строк все дальше уносили его в непостижимые миры.
понедельник, 19 декабря 2011
Maybe it's time to change
Всё изменилось.
Famous
Отличнейший стёб к "Французской ошибке"
I do
You said do-do!

URL записи
Всё изменилось.
Famous
Отличнейший стёб к "Французской ошибке"

I do
You said do-do!


URL записи

воскресенье, 18 декабря 2011
я сделала хачапури ._. сама ._.
я целая, квартира целая .___.
я целая, квартира целая .___.
суббота, 17 декабря 2011
| ||||||||||
все гадания на aeterna.qip.ru |
Учебники
Д.Э.Розенталь "Справочник по правописанию и литературной правке"
Д.Э.Розенталь "Пунктуация"
Д.Э.Розенталь, М.А.Теленкова "Словарь трудностей русского языка"
И.Б.Голуб "Стилистика русского языка"
Современный русский язык: Фонетика. Лексикология. Словообразование. Морфология. Синтаксис. Под общ.редакцией Л.А.Новикова
Н.Галь "Слово живое и мёртвое"
Словари, без которых не обойтись:
З.Е.Александрова "Словарь синонимов русского языка"
Словарь антонимов (какой найдёте, но не меньше 2500 слов)
К.С. Горбачевич, Е.П.Хабло "Словарь эпитетов русского языка"
"Русское литературное произношение и ударение. Словарь" (тоже какой найдёте, но не меньше 52 000 слов)
"Словарь паронимов" (какой найдёте, эти слова очень важно знать и различать, словарь не меньше, чем на 5000 слов)
Толковые словари Даля и Ожегова
Д.Э.Розенталь "Справочник по правописанию и литературной правке"
Д.Э.Розенталь "Пунктуация"
Д.Э.Розенталь, М.А.Теленкова "Словарь трудностей русского языка"
И.Б.Голуб "Стилистика русского языка"
Современный русский язык: Фонетика. Лексикология. Словообразование. Морфология. Синтаксис. Под общ.редакцией Л.А.Новикова
Н.Галь "Слово живое и мёртвое"
Словари, без которых не обойтись:
З.Е.Александрова "Словарь синонимов русского языка"
Словарь антонимов (какой найдёте, но не меньше 2500 слов)
К.С. Горбачевич, Е.П.Хабло "Словарь эпитетов русского языка"
"Русское литературное произношение и ударение. Словарь" (тоже какой найдёте, но не меньше 52 000 слов)
"Словарь паронимов" (какой найдёте, эти слова очень важно знать и различать, словарь не меньше, чем на 5000 слов)
Толковые словари Даля и Ожегова
среда, 14 декабря 2011
Видали ль вы белую стену - пустую, пустую, пустую?
Не видели ль лестницы возле - высокой, высокой, высокой?
Лежала там близко селёдка - сухая, сухая, сухая...
Пришёл туда мастер, а руки - грязненьки, грязненьки, грязненьки.
Принёс молоток свой и крюк он - как шило, как шило, как шило...
Принёс он и вязку бечёвок - такую, такую, такую.
По лестнице мастер влезает - высоко, высоко, высоко,
И острый он крюк загоняет - да туки, да туки, да туки!
Высоко вогнал его в стену - пустую, пустую, пустую;
Вогнал он и молот бросает - лети, мол, лети, мол, лети, мол!
И вяжет на крюк он бечёвку - длиннее, длиннее, длиннее,
На кончик бечёвки селёдку - сухую, сухую, сухую.
И с лестницы мастер слезает - тяжёлый, тяжёлый, тяжёлый,
Куда, неизвестно, но только - далеко, далеко, далеко.
С тех пор и до этих селёдка - сухая, сухая, сухая,
На кончике самом бечёвки - на длинной, на длинной, на длинной,
Качается тихо, чтоб вечно - качаться, качаться, качаться...
Сложил я историю эту - простую, простую, простую,
Чтоб важные люди, прослушав, сердились, сердились, сердились,
И чтоб позабавить детишек таких вот... и меньше... и меньше...
Не видели ль лестницы возле - высокой, высокой, высокой?
Лежала там близко селёдка - сухая, сухая, сухая...
Пришёл туда мастер, а руки - грязненьки, грязненьки, грязненьки.
Принёс молоток свой и крюк он - как шило, как шило, как шило...
Принёс он и вязку бечёвок - такую, такую, такую.
По лестнице мастер влезает - высоко, высоко, высоко,
И острый он крюк загоняет - да туки, да туки, да туки!
Высоко вогнал его в стену - пустую, пустую, пустую;
Вогнал он и молот бросает - лети, мол, лети, мол, лети, мол!
И вяжет на крюк он бечёвку - длиннее, длиннее, длиннее,
На кончик бечёвки селёдку - сухую, сухую, сухую.
И с лестницы мастер слезает - тяжёлый, тяжёлый, тяжёлый,
Куда, неизвестно, но только - далеко, далеко, далеко.
С тех пор и до этих селёдка - сухая, сухая, сухая,
На кончике самом бечёвки - на длинной, на длинной, на длинной,
Качается тихо, чтоб вечно - качаться, качаться, качаться...
Сложил я историю эту - простую, простую, простую,
Чтоб важные люди, прослушав, сердились, сердились, сердились,
И чтоб позабавить детишек таких вот... и меньше... и меньше...
31.07.2011 в 17:08
Пишет -Shiniko-:Не могу не перепостить.
URL записи15.07.2011 в 18:44
Пишет The Highgate Vampire:Истории любви и смерти
Тему великих гомосексуальных пар было решено вывести отдельно и целым блоком жизнеописаний. Тема неоднозначная для большинства и, можно сказать, скользкая. Но никаких скандалов/интриг/расследований у нас не будет. Мы постараемся обойти все интимные моменты и не идти на поводу у слухов, поэтому здесь вы не увидите возможную пару С. Дали и Ф. Г. Лорки. Оставим это на откуп историкам, а возьмем лишь подтвержденные союзы.
Нас будут интересовать лишь основные факты отношений и особенно места захоронений. Ведь частенько бывает, что легендарные пары после смерти оказались отброшены друг от друга милями и километрами (как например, леди Гамильтон и адмирал Нельсон).
Клоун Божий и Великий Импресарио
история №1
Пигмалион и его творение
история №2
Любовь, которая не смеет назвать своего имени
история №3
Мефистофель. История одной карьеры
история №4
Мемуары мамы Муми-тролля
история №5
Полное затмение проклятых поэтов
история №6
Любовь-катастрофа
история №7
Лед и Пламень
история №8
Завоеватель одиночества
"Одиночество не дано мне изначально, я завоевываю его"
Жан Жене, французский писатель, поэт и драматург.
история №9
Каждый день — падающее дерево
история №10
Если вы вспомните еще знаменитые союзы из прошлого, то пишите, и мы сделаем вторую часть.
URL записиСразу хочется воззвать к терпимости, пониманию и предостеречь от резких оценок людей, о которых пойдет речь далее.
Пост не создан на потребу тенденциям и, упаси Боже, моде. Это всего лишь рассказы из цикла "Одна история любви", рассказы о людях, которые были символами своих эпох.
© Информация взята из Интернета. Некоторые ремарки от своего имени
Пост не создан на потребу тенденциям и, упаси Боже, моде. Это всего лишь рассказы из цикла "Одна история любви", рассказы о людях, которые были символами своих эпох.
© Информация взята из Интернета. Некоторые ремарки от своего имени
Тему великих гомосексуальных пар было решено вывести отдельно и целым блоком жизнеописаний. Тема неоднозначная для большинства и, можно сказать, скользкая. Но никаких скандалов/интриг/расследований у нас не будет. Мы постараемся обойти все интимные моменты и не идти на поводу у слухов, поэтому здесь вы не увидите возможную пару С. Дали и Ф. Г. Лорки. Оставим это на откуп историкам, а возьмем лишь подтвержденные союзы.
Нас будут интересовать лишь основные факты отношений и особенно места захоронений. Ведь частенько бывает, что легендарные пары после смерти оказались отброшены друг от друга милями и километрами (как например, леди Гамильтон и адмирал Нельсон).
Клоун Божий и Великий Импресарио
история №1
Пигмалион и его творение
история №2
Любовь, которая не смеет назвать своего имени
история №3
Мефистофель. История одной карьеры
история №4
Мемуары мамы Муми-тролля
история №5
Полное затмение проклятых поэтов
история №6
Любовь-катастрофа
история №7
Лед и Пламень
история №8
Завоеватель одиночества
"Одиночество не дано мне изначально, я завоевываю его"
Жан Жене, французский писатель, поэт и драматург.
история №9
Каждый день — падающее дерево
история №10
Если вы вспомните еще знаменитые союзы из прошлого, то пишите, и мы сделаем вторую часть.
09.10.2011 в 15:12
Пишет Sapphire Nephrael:Кольцо царя Соломона
Три варианта легенды
«Все проходит», «Пройдет и это» — вспомнил он, усмехнулся: вот и все прошло. Теперь царь не расставался с кольцом. Оно уже истерлось, пропали прежние надписи. Слабеющими глазами он заметил: на ребре кольца что-то проступило. Что это, снова какие-то буквы? Царь подставил ребро кольца заходящим лучам солнца — блеснули буквы на грани: «Ничто не проходит» — прочел Соломон…
URL записиТри варианта легенды
«Все проходит», «Пройдет и это» — вспомнил он, усмехнулся: вот и все прошло. Теперь царь не расставался с кольцом. Оно уже истерлось, пропали прежние надписи. Слабеющими глазами он заметил: на ребре кольца что-то проступило. Что это, снова какие-то буквы? Царь подставил ребро кольца заходящим лучам солнца — блеснули буквы на грани: «Ничто не проходит» — прочел Соломон…
вторник, 13 декабря 2011
- Завтра подлечу на своем джинне и скажу "вотонйа, господин семи морей"
- не "семи морей" уж, а "джиннов"
- А если я на семи морях подлечу?
DDDDDDDD
- тогда можно :3
- не "семи морей" уж, а "джиннов"
- А если я на семи морях подлечу?

- тогда можно :3
понедельник, 12 декабря 2011
15:54
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра